Можно ли христианину есть мацу

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

В Евангелиях нет ни одной заповеди о том, что же запрещено вкушать ученикам Христа, а что разрешается. И это выглядит для знающих Писание очень странным, потому что, скажем, 11 глава книги Левит целиком посвящена тому, что можно было употреблять в пишу ветхозаветному народу, а чего нельзя. Почему же Евангелие молчит о такой, казалось бы, важнейшей для человека теме?

Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей,
что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться.
Душа не больше ли пищи, и тело одежды? (Матф. 6, 25)

Ведь каждому человеку нужно вкушать какую-то пищу, мы все это делаем каждый день, даже по нескольку раз за день. Это вынудило немецкого философа-материалиста Л. Фейербаха в письме Я. Молешотту бросить яркую фразу «Человек есть то, что он ест»! Правда некоторые приписывают ее Пифагору, но древний мыслитель был настолько таинственной фигурой, что фраз от него осталось много, но достоверность их вызывает сомнения.

Однако сильно сказано: «Человек есть то, что он ест»! Впрочем, и Я. Молешотт не остался в долгу и бросил, как говорят, другое хлесткое выражение «Мозг выделяет мысль, как печень желчь», — а может, это был его соратник по вульгарному материализму Карл Фохт. Это не меняет дела, но отражает материалистическое отношение к человеку как к животному. Пусть и умному. А у животного нет сознательных пищевых запретов: оно ест инстинктивно, удовлетворяя потребность организма в питательных веществах. Человек же непрестанно в своей культуре старается преодолеть в себе животное начало. Вся религия и вся культура своими обычаями как мы вопиет: «Я не зверь, я не жру — я вкушаю пишу, трапезничаю! Я не животное, я не справляю нужду под ближайшим кустиком или деревом, я устраиваю культурные отхожие места! Я не животина какая-нибудь, покрытая шерстью, я одеваюсь, облачаюсь одеждой, украшаю ей себя, отражая тем самым своё отличие, свою культуру!»

А потому религиозные пищевые запреты — одни из древнейших запретов, известных нам в историческую эпоху. Запрещая себе вкушать какую-либо пищу, человек тем самым утверждал, что он способен преодолеть в себе животное начало ради какой-то высокой идеи: как правило — религиозной. Пищевые запреты существовали у жрецов в Древнем Египте, у пифагорейцев в Древней Греции, у аскетов Древней Индии, у персидских зороастрийцев.

Строгое разделение животных на чистых (мясо которых разрешено было употреблять в пищу) и нечистых (запрещенных к вкушению) существовало и в Ветхом Завете: «вот животные, которые можно вам есть из всего скота на земле… ». И далее следуют признаки данных животных. Далее перечисляются животные, запрещенные к вкушению, и говорится: «мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас» (Лев. 11; 2, 8). По какой причине Бог в Ветхом Завете установил пищевые ограничения?

Святитель Иоанн Златоуст прямо указывал, что Бог не сотворил ничего злого или нечистого, но сама природа человека способствовала такому разделению. Святитель Фотий Константинопольский указывает на то, что это различение носило исторический характер и было дано для пресечения идолопоклонства. Святой Константин (Кирилл), просветитель славян, считал, что такой запрет имел целью прежде всего воздержание от утучняющей пищи. «О том, как вредно для вас объедение, – говорит святой Кирилл, – об этом написано: «и утучнел Израиль… и оставил он Бога» (Втор. 32, 15). Святые отцы указывают, что в самой природе нет чего-то нечистого, но это разделение для Ветхого Завета имело дидактически-нравственное значение. Вообще ветхозаветный закон, по апостолу Павлу, был детоводителем ко Христу (Гал. 3, 24). Поскольку многие ветхозаветные установления подчинялись этой педагогической цели, то с исполнением древних пророчеств и прообразов в Завете Новом возник вопрос: а следует ли новокрещенным христианам соблюдать прообразовательные и дидактические постановления, когда во Христе воссияла Сама Истина.

А потому апостолы на своем Первом соборе, одним из главных вопросов на котором было соблюдение закона и в том числе ветхозаветных пищевых запретов, постановили, что для новообращенных из язычников нет необходимости в соблюдении строгих ограничений. Апостол Иаков, брат Господень, сам строгий исполнитель Моисеева закона, утвердил это решение своим словом: «Посему я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе» (Деян. 15, 19-20).

«Пищевые запреты не носят сущностного характера, а нужны нам для нравственного усовершенствования, здоровья и благополучия»

Итак, раз наша вера состоит в том, что благой и человеколюбивый Бог сотворил всё мироздание, и, по слову Библии о животном и растительном мире, «увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1, 12), то значит, и пищевые запреты не носят сущностного характера, а нужны нам для нравственного усовершенствования, здоровья и благополучия. Поэтому неправильно ставить вопрос так: чего нельзя есть православным? Апостол Павел ведь не в шутку сказал Коринфским христианам: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною. Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое. Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела. Бог воскресил Господа, воскресит и нас силою Своею» (1 Кор. 6, 12-14). Поэтому в православии нет пищевых запретов, есть добровольно исполняемые христианами ограничения в пище, определяемые Уставом (Типиконом). Если христианин считает себя членом Церкви Христовой, он вместе с Церковью и соблюдает воздержание в пище: не ест скоромное (мясную и молочную пищу) в среды и пятницы всего года, а также в четыре многодневных поста, особенно же в Великий Пост, который есть путь к Пасхе Христовой спасительной. Ограничивая себя в пище, мы вспоминаем о бренности своей земной природы, смиряемся, испытывая голод. Но цель поста не диетическая, а литургическая.

Протопресвитер Александр Шмеман пишет: «Человек — существо алчущее. Но алчет он Бога. Всякое “алкание”, всякая жажда, суть алкание и жажда Бога. Разумеется, в этом мире алчет не только человек. Все существующее, вся тварь, живет “питанием” и зависимостью от него. Но единственность человека во Вселенной в том, что ему одному дано благодарить и благословлять Бога за дарованные Им пищу и жизнь. Только человек способен и призван на Божие благословление ответить своим благословлением, и в этом — царское достоинство человека, призвание и назначение быть царем Божьего творения…» («За жизнь мира»). А потому высшая точка в человеческом поиске Бога — Литургия, Евхаристия (Благодарение). Хлеб и вино приносятся Богу и, приняв благословение Божие, становятся для нас не пищей земной, но Хлебом, сшедшим с Небес, Телом и Кровью Христовой (Ин. 6, 51). Вот почему Церковью установлен евхаристический пост перед Причастием: не потому, что тут нужна медицинская диета, но потому, что величие Таинства побуждает нас к тому, чтобы Святое Причастие было первым вкушением пищи в этот день.

Если мы осознаем литургический смысл поста, т.е. пост как дар грешному человеку для исправления, для усовершенствования в молитве (ведь не случайно говорят, что «сытое брюхо к молитве глухо»), то мы избежим двух крайностей: отношения к посту как к ритуальному ограничению, подобно ветхозаветной заповеди о «нечистом», и, с другой стороны, легковесного попустительства, когда по малодушию мы «выпрашиваем» у священника разрешение на всяческие постовые послабления, а то и сами себе разрешаем скоромное в пост.

В первом случае мы рискуем впасть в наиглупейшее осуждение ближних: мол «мы чистые и светленькие, так как постимся, а эти грешники оскверняют себя, вкушая непостное». Забываем мы в таком случае наставление апостола Павла, читаемое нам перед Великим Постом «едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» (1 Кор. 8, 8). То есть пост – это пахота: пахотой не получишь урожая. Надо еще посеять семена духовной жизни. А вот осуждая ближних, мы много вредим и прежде всего вредим своей душе.

Во-втором же случае, не заботясь о посте как «необязательном обычае», мы сеем на каменистую, непаханную почву. Много ли плодов духовных получим мы в таком случае? Будет ли нам Пасха в радость духовную, если мы перед тем не потрудились над собой в меру наших сил?

Прошу извинить меня за такое длинное введение, но оно необходимо, чтобы понять простую вещь: в православии не может быть ритуальной «чистой» пищи, подобно описанной в 11 главе книги Левит, или предписаний, подобных предписаниям нехристианских религий: иудейского «кашрута», исламского «халяля», кришнаитского «прасада». Не может быть и соответствующих запрещений «нечистой» пищи, кроме определенных Апостольским собором.

Это, однако, не означает, что православным можно вкушать любую вредную для здоровья пищу. Да, святые, покрываемые особой защитой Божией, вкушали и ядовитую пищу и оставались живы. Но это были чудесные случаи, посылаемые Богом в помощь пламенным проповедникам Христа, для уверения неверующих. Нет необходимости есть пищу испорченную, приобретать некачественные продукты, когда существуют возможность выбора. Для этого нам и дан разум: для различения полезного и неполезного.

И тут въедливые знатоки могут заметить: ведь дозволенная иудеям «кошерная» пища, а также мусульманский «халяль» (что по сути очень похоже) отличается нередко отменным качеством. Так, за забоем кошерного скота следит иудейских раввин, отбирая только качественных животных, следя за тем, чтобы животное было быстро забито и т.д. Поэтому, кстати, в кошерных магазинах продукты стоят заметно выше, чем в обычных. Так же и халяльная пища для мусульман подвергается особому отбору. Может, ее стоит покупать и есть: она ведь полезнее? Возникает и другой вопрос: а можно ли вкушать православным пищу, приготовленную по иудейским или мусульманским ритуалам?

Здесь я выскажу уже сугубо личное мнение. Еврейский «кашрут» и исламский «халяль» не является идоложертвенной пищей. Это просто заплутавшие во времени, потерявшие изначальный смысл древние пищевые разрешения и ограничения. Я думаю, нет какого-то специального запрета на ее вкушение (я сейчас не имею в виду специальную ритуальную пищу еврейского Песаха – мацу или ритуально забитого барана на Курбан-байрам: здесь вопрос сложнее, и я не готов его прокомментировать). Но в стремлении покупать эту пищу есть духовная опасность незаметно склониться к тому, что мол «а не стоит ли присмотреться к религии, у которой такая полезная пища». Правда проблемка эта для нас скорее носит умозрительный характер: ну нет вокруг нас массы специализированных еврейских или исламских магазинов, чтобы об этом сильно беспокоиться. Но всё же для того, чтобы и православно идентифицирующие себя наши граждане могли покупать качественные продукты, можно было бы организовать продажу товаров монастырских подворий. Не надо только придавать этому какое-то религиозное значение. Акции по продаже монастырских товаров на рынке по сути мало чем будут отличаться от недавних акций по продаже товаров из союзной Белоруссии: немного дороже, зато качественней. Да и преграду крупных ритейлеров на пути подсобных хозяйств к рынку преодолевать надо. Но покупать в магазине можно любой продукт. Более того… скажу страшную вещь: даже в Макдональдс ходить можно (но, на мой взгляд не нужно).

А вот с кришнаитской вегетарианской едой «прасадом» ситуация сложнее. Ее есть не надо: насколько я себе представляю, это – идоложервенное, потому что кришнаитскую пищу «предлагают» Кришне – богу индуистского пантеона. Только после этого она подается адептам этого неоиндуистского культа. Потому я бы не советовал православным ходить в вегетарианские столовые, если они организованы индуистами. Нет ничего плохого в вегетарианстве как диете, но если оно носит ритуальных характер, то мы себя низводим с высочайшего духовного уровня, заданного литургической Жертвой, на уровень ветхозаветного закона или предветхозаветного язычества. А этого делать не следует.

Не следует и самим православным восстанавливать законодательно-ритуальные пищевые запреты, маркируя продукцию «православный продукт». Если мы стоим в магазине по полчаса, читая мелким шрифтом состав на пачке печенья: «а нет ли там молочного?», — чтобы взять печенье на пост, то в этом есть что-то несуразное. Если печенье жирное и вкусное — то вряд ли оно соответствует цели православного поста. Если же это сухие галеты, то большая ли беда, что в них добавлена молочная сыворотка? Таково моё мнение. Поэтому я в магазине под лупой состав не читаю. Впрочем, и в образчики для усердно постящихся я не гожусь. Главное не забывать, что пищевой пост в православии — всего лишь часть общего богослужебного устава и в отрыве от него имеет мало духовного смысла сам по себе. И не надо забывать, что нет какой-то особой «православной» пищи. «А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех» (Рим. 14, 23).

Вы можете поаплодировать автору (хоть 10 раз)50