Можно ли говорить о том что 2 государственная дума была более левой

Изменение избирательного закона

Вторая Государственная дума
по составу оказалась ещё более левой по сравнению с предыдущей: 43% депутатов
составляли социал-демократы, эсеры и близкие к ним политики, 19% – кадеты, 15% –
национальные партии, 10% – октябристы и черносотенцы. Председателем Думы был избран
кадет Ф. А. Головин. Проработала она на месяц дольше Первой Думы, но в области
законотворчества не обошла предшественницу: было рассмотрено 26
правительственных законопроектов, из них одобрено 20, остальные отклонены.
Статус закона получили уже 3 проекта, один – о контингенте новобранцев и два –
о помощи пострадавшим от неурожая. Депутатские инициативы принимали форму
законопроектов, но оставались непроходимыми в верхней палате.

По своему личному составу
Вторая Дума оказалась намного «беднее» Первой в смысле образованности и
политического опыта депутатов: в неё было избрано больше полуграмотных
крестьян, больше, как тогда говорили, «полуинтеллигенции». Профессорский корпус
заметно поредел, и граф В. А. Бобринский назвал её «Думой народного невежества»,
что подтверждается стенограммами заседаний Думы, где запротоколировано огромное
число темпераментных, шумных и порой весьма хулиганских выходок депутатов.[24]

Столыпин первое время
осторожно присматривался к новой Думе, оценивая её рабочий потенциал. По словам
В. В. Шульгина (идеолога монархического крупного дворянства, депутата II-IV
Государственных дум), встречи главы Правительства и народных избранников
выглядели так:

«Сильный, уверенный, не
терявший мужества. Он укрощал 400 депутатов Думы словами как раскалённым
железом. Он с большим достоинством и серьёзностью излагал план реформ в Думе,
где перед ним сидели «звери, одетые в пиджаки», безнадёжно тупые, с озлоблением
в глазах. В сущности, во II-й Думе только Столыпин был настоящим палладином
власти. Он стремился всеми способами замирить Россию».[25]

Ему вторит публицист
Пушкарский Н. Ю.: «Во Второй Думе в заседании 6 марта Столыпин выступил с
декларацией и развернул обширный план намеченных реформ. Никто не кричал «в
отставку!», а заключительные слова премьера были покрыты аплодисментами.
Столыпин говорил: «Правительству желательно было найти тот язык, который был бы
одинаково нам понятен. Таким языком не может быть язык ненависти и злобы, я им
пользоваться не буду».[26]

Однако представители
Второй Государственной Думы другим языком пользоваться не умели, заседания
проходили со скандалами, с постоянным осуждением парламентариями действий правительства
и самого премьера.

14 марта 1907 г. Столыпин докладывает
царю: «В Государственной Думе продолжается словоизвержение зажигательного
характера, а о работе не слышно». Николай II в своём ответе солидарен с
премьером: «В деле плодотворной работы Государственной Думы громадное значение
имеет правильное и беспристрастное направление прений председателем. Между тем
В. А. Головин почти не останавливает левых ораторов… Речи эти крайне резкого и
неприличного характера были произнесены беспрепятственно… Крайние речи по
аграрному вопросу, рассылаемые по всей России, а также печатные письма от имени
депутатов представляют серьёзную опасность для спокойствия деревни».[27]

13 мая 1907 года ситуация
остаётся такой же удручающей, по словам П. А. Столыпина: «Сегодня я был в Думе;
впечатление тусклое и серое. В комиссиях, по словам наших чинов, не умеют
взяться за работу ввиду неподготовленности и неумения работать вообще. Дума
«гниёт на корню», и многие левые, видя это, желали бы роспуска теперь, чтобы
создать легенду, что Дума создала бы чудеса, да правительство убоялось этого и
всё расстроило».[28]

17 мая Дума в очередной
раз выступает против «незаконных действий полиции» по отношению к революционным
деятелям (и, прежде всего, – политическим террористам), и тем самым подаёт
прекрасную идею для собственного роспуска. В ответ на отказ Думы о принятии
чрезвычайных мер против революционеров, П. А. Столыпин 1 июня обвиняет 55 депутатов
(социал-демократов) в антиправительственном заговоре. Дума отказывается
исключить обвиняемых из своих рядов, и 3 июня по приказу царя распускается. При
этом роспуск Думы не вызвал усиления волнений в народных массах, что означало
фактическое завершение первой русской революции 1905-1907 гг.[29] Что интересно, официальное объяснение
роспуска Думы было весьма близко к правде: «… по новизне дела и несовершенству избирательного
закона законодательное учреждение это пополнялось членами, не являвшимися
выразителями нужд и желаний народа».[30]

В тот же день 3 июня 1907
года издаётся новый избирательный закон, благодаря которому система
государственного управления получила название «третьеиюньская монархия».
Самодержавная власть, видя успокоение революционных выступлений, возвращала
себе полномочные права в деле государственного управления. По новому закону, редактировавшемуся
Столыпиным, предусматривалось усиление позиций дворянства в Думе, были
предоставлены новые значительные права крупной буржуазии при ограничении прав
крестьян, рабочих и мелкобуржуазных городских слоев. В результате в выборах
могли принимать участие только 13% взрослого населения страны. Голос одного помещика
приравнивался к 4 голосам крупной буржуазии, 68 голосам мелких хозяев, 260
крестьян и 543 рабочих.

Таким образом,
разочаровавшись в крестьянской поддержке, самодержавие искало опору в лице
крупных земельных собственников, все реформы последующего периода будут
направлены на защиту их помещичьего землевладения, и осуществлять эту защиту
будет такой же крупный землевладелец – П. А. Столыпин. Имея опыт безуспешного
сотрудничества с двумя «народными» Думами, он так же, как и царь, надеялся
создать представительный орган, который будет настроен на конструктивную
работу, а не «коренную ломку» существующего строя.

В интервью французской
газете «Matin» 18 августа 1907 года Столыпин заявил: «Я уверен, что если
правительство не проявит слишком много слабости, то всегда окажется хозяином
положения. Надо надеяться, что новые выборы дадут в Думу более устойчивый
элемент… Я не боюсь оппозиции, но я хочу, чтобы она была разумной и
интеллигентной. России нужна эволюция, а не революция».