Можно ли есть паутова

ПОЛЕЗНЫЕ СТАТЬИ INFOX.RU

Подписаться

Пошел девятый день с тех пор, как тихий юрист в офисе аптечной компании, где работал, расстрелял своих коллег. Шокирует в этой истории все: и мирная, не брутальная профессия преступника, и место действия, и то, что человек на приличном русском языке загодя обосновал свой страшный поступок в так называемом «Манифесте». «Вежливый убийца», «злодей в белом воротничке», «офисный Раскольников», — как только не называют сейчас Виноградова. Каковы причины подобных преступлений? СМИ героизирует образ убийцы? Большой город сводит людей с ума? Какие вызовы преподносит общество потребления поколению 30-летних? На эти вопросы отвечают участники совета экспертов «РГ» психолог Ольга Маховская, социолог Лариса Паутова, культуролог Борис Дубин и писатель Людмила Сараскина.

Представитель российского среднего класса, тихий офисный служащий впервые в центре такого убийства?

Борис Дубин: Наше телевидение тиражирует вечер за вечером бандюков и такого рода копеечных ницшеанцев. Фото:ИТАР-ТАСС

Лариса Паутова: Хочу выразить глубочайшие соболезнования родным и близким погибших, прежде чем мы начнем анализировать убийцу… Действительно, наверное, впервые на авансцену такой трагедии вышел «белый воротничок», который расстреливает своих сослуживцев, а место действия — офис с его жесткой системой внутреннего распорядка жизни. «Юрист» у нас, конечно, понятие расплывчатое, но люди эти точно настолько встроены в работу, что гнев, любовь или ненависть выплеснуть им негде, кроме как на рабочем месте. Очень нехороший тренд, что начинает срываться средний класс. Впрочем, бумажно-компьютерная работа в «клетке»-офисе рождает кучу тревожных синдромов. Не секрет, что среди офисного пролетариата многие курят, наркоманят, пьют. Проблемы в личной жизни и на работе, неуверенность в завтрашнем дне да еще с утра до вечера — офис с проходной системой!

Ольга Маховская: Я бы на первый план все-таки вытащила монотонность офисной работы, а не жесткую систему. Потому что, несмотря на жесткие офисные правила, наши люди все равно живут не по правилам. Но офисный ад состоит именно в монотонности, которая съедает тебя ежедневно с 9 до 6 или с 9 до 9. Офисный работник должен делать то, что скажет начальник, он должен бесконечно отбивать эту чечетку.

Не случайно в голливудских хоррорах в основном присутствует офисный планктон, чья жизнь лишена личных событий. Те события, которые происходят в компаниях, трудно назвать личными, они обезличенные. А офисная монотонность порождает агрессию, которую надо куда-то сбагривать. Эти люди катают боулинг, занимаются спортом. У нас же пока эта культура компенсации не очень развита. Я, например, не могу сказать, что офисный планктон выйдет завтра на улицы. Наоборот, мы видим, что атрофируются личные потребности и запросы. Это не те люди, у которых накапливается социальный протест, у них накапливается чисто физиологическое напряжение. Кто-то начинает его сбрасывать в ночных клубах, кто-то пьет, кто-то играет в «стрелялки», а кто-то стреляет по-настоящему.

По поводу «стрелялок»: известно, что Виноградов несколько лет подряд играл в компьютерную игру Manhunt — «Охота на людей». Виртуальные убийства материализовались?

Лариса Паутова: Вопрос о том, сбрасывает ли человек свою агрессию через «стрелялки» или, наоборот, ее накапливает и выносит в реальную жизнь, пока не имеет однозначного ответа. Понятно одно: чрезмерная тяга к компьютерным играм говорит о том, что человек испытывает одиночество.

В компьютерных играх, безусловно, есть полезное. Симулякр, подобие, имитация помогают проиграть какие-то ситуации и раскрыть свои положительные качества: умение заботиться о животном или дизайнерский талант… Если же игры втягивают чрезмерно, то есть определенная опасность стирания грани между реальностью и игрой. Когда на проблемы на работе и в личной жизни накладывается такой антигуманный сюжет в игре, то результат может оказаться страшным: шесть человек убиты…

Ольга Маховская: Привыкание начинается с детства. Игры в «стрелялки», содержащие сцены насилия, чреваты тем, что у ребенка снижается порог чувствительности, а все табу ставятся под сомнение и разрушаются. Снижается в том числе и собственный болевой порог. А если эти игры занимают основное время и им нет альтернативы в общении, то подросток через компьютер фактически усваивает модели поведения. Мы, психологи, называем это поколение экранным именно потому, что основной «няней», основным воспитателем оказывается компьютер или телевизор. И мы на самом деле не понимаем, насколько наша молодежь зависит от экрана, и недооцениваем, насколько он авторитетен для нее. Известно, что даже дети-попрошайки, собирая мелочь, идут в компьютерные клубы. Конечно, эта сфера должна подвергаться контролю. А психологическое воздействие изучаться.

Борис Дубин: По произведениям мирового искусства давно известно, что люди, находящиеся в условиях жесткой бюрократической организации с соответствующим распорядком дня и отношениями между сотрудниками, довольно безличными и формальными, оказываются предрасположенными к нервным срывам. Искусство внимательно к теме «служащего, срывающегося с катушек». Единственное, что мне не нравится в контексте этого года, когда ставят знак равенства между такого рода людьми, «офисными хомячками», и теми, кто выходил в протестном движении на площади Москвы и других городов. Здесь никакой связи нет и быть не может.

Ольга Маховская: Беда в том, что людей вокруг много, но ты никому не нужен. Виноградов не только был в положении несчастного со своей неразделенной любовью, но был один на один и со своей болезнью. При других обстоятельствах человек мог и не сойти с рельс. Встреться ему девушка потеплее или еще что-то. Поражает еще то, что он очень долго к этому готовился. Тихо, спокойно.

Но какое же это одиночество, когда вокруг столько людей?

Ольга Маховская: Внешних социальных контактов у нас много, мы вроде и контактируем с кем-то, здороваемся, руки жмем, улыбаемся кому-то, но все это очень поверхностные контакты, в которых нет ни интереса, ни готовности поддерживать, ни готовности помогать. Я называю подобное суррогатной социальностью. И это проблема нынешней цивилизации.

Лариса Паутова: Бумажно-компьютерная работа в «клетке»-офисе рождает кучу тревожных синдромов. Фото:Евгения Смолянская

В «Манифесте» Виноградова многие обнаружили параллели с «теорией» Раскольникова…

Борис Дубин: «Теорию» Достоевский не придумал: что-то вытягивал из самого себя, что-то из окружающей реальности, к которой был чрезвычайно внимателен, включая СМИ. Они подарили ему множество сюжетов для романов и «Дневника писателя». Не думаю, что Достоевский отвечает за Виноградова. С тех пор манера отношения к окружающим как «твари дрожащей», потеряла связь с писателем и стала общераспространенным клише. Все эти бесконечные кино и пьесы об эстетической привлекательности фашизма, о превосходстве какой-то расы или социальной группы над остальными стали так расхожи, что всерьез принимать их не приходится. Хотя эта поганая риторика в отдельных случаях вполне может служить оправданием кому-то его собственных античеловеческих действий. Достоевский при всей сложности того, о чем он думал, писал или что оставлял при себе, не может отвечать за такого рода поступки.

Ольга Маховская: Мне кажется, что общее с Раскольниковым только в том, что и тот, и другой манифестирует преобразование мира, его разрушение, чтобы оправдать свои ужасные поступки. У того и другого не хватило сил выполнить свой план. В конце концов это два больных человека. У того и другого есть социальный бэк-граунд, который способствовал развитию известных событий. Заброшенность, ненужность, ощущение, что необходимо выполнить свою особую миссию, что ресурсы распределены как-то неграмотно. Думаю, Раскольников боролся не с обществом ростовщичества, его возмущало то, что ресурс распределен не так: у того есть, а у него нет, и в этом какая-то огромная несправедливость. А суть идеологии Виноградова заключается в том, что само обогащение есть зло, получение удовольствий есть зло. Это, конечно, уже протест из другой эпохи, ведь такого пресыщения в ХIХ веке не было. Была скудость, аскеза, холод, голод. У Виноградова был свой «паек», он одевался, входил в какой-то определенный круг, все ведь стоит денег. В современном обществе стандарт утяжеляется — ты должен быть успешным, улыбчивым, плюс экономический фактор. Идет мощная отбраковка.

Я думаю, что упреки, адресованные своей девушке, он бросил всему человечеству. Согласно его логике, если бы девушка была более скромна, сдержанна в своих желаниях, она бы обратила на него внимание. Ему нечего было ей предложить, если рассуждать в категориях современного успеха. Вроде он и не лузер, но олигархом, чтобы привлечь девушку, ему не стать.

Лариса Паутова: Соглашусь, олигархи, «денежные мешки», господа, способные обеспечить красивую жизнь, по наблюдениям социологов, все продолжают быть мечтой многих юных россиянок…

Общество потребления «заточено» на успешность, как справиться с неудачей, пусть не в работе, а в любви?

Лариса Паутова: Поражения принимаются, конечно, болезненно. Я не согласна, что эти люди не умеют мириться с неудачами. Они привыкли к ним. В офисах обычно все вперемешку: и унижения, и успехи. Новый фильм «Духлесс» как раз об этом: движение вперед, а в то же время каждый день продажа самого себя, это очень разрушительная для личности история. Успех — мантра «белых воротничков», но, с другой стороны, ахиллесова пята и невроз. 80 процентов тридцатилетних считают его обязательным. Столько же боятся быть лузерами.

Борис Дубин: С моей точки зрения, источник всего происшедшего, скорее, риторика массовой культуры и попкультуры. Наше телевидение бандюков и такого рода копеечных ницшеанцев тиражирует вечер за вечером. В десятках сериалов, связанных с криминальными сюжетами и мотивами. Скорее нужно предъявить счет людям, производящим этот продукт…

То есть, когда СМИ так подробно пишут о брейвиках и виноградовых, они героизируют этих персонажей? И этим может воспользоваться современный Герострат?

Борис Дубин: Если это делать загадочным, зловещим тоном, то образ убийцы точно будет демонизироваться. Особая подача сюжетов о Брейвике или Виноградове возбуждает в сознании читателей и зрителей фигуру Зла. Поскольку Зло, так уж человек устроен, более привлекательно, чем «скучное» Добро. Но я бы не взялся утверждать, что здесь на что больше влияет. Привлекательность Зла, может быть, и первична, а СМИ только придают ей некоторую форму и отчасти легализуют эту проблему. Могут ли сообщения СМИ подвигнуть людей на что-то, к чему они не готовы и о чем никогда не думали? В такие манипуляции и зомбирование я не верю. Самое большое, на что способны СМИ, — поддержать существующие стереотипы и предрассудки.

Ольга Маховская: Кто-то пьет, кто-то «катает» боулинг, кто-то играет в «стрелялки», а кто-то стреляет по-настоящему. Фото:Лилия Злаказова

В «Манифесте» Виноградова многие обнаружили параллели с «теорией» Раскольникова…

«Лузер» Раскольников был окружен страшными петербургскими дворами. А как действует на человека огромная, отстраненная, бегущая мимо Москва?

Ольга Маховская: Большой город требует больше сил на себя, на других их уже не хватает. Мы живем с ощущением задавленной человечности. В этом смысле человек, который долго живет безвыездно в большом городе, похож на бомбу замедленного действия. Он может «сдетонировать» как угодно. У одних это проявляется в хамстве и агрессии. Задень человека в очереди, он тебе так ответит, мало не покажется, иногда и сам «откроешь варежку». Люди стали мешать друг другу, раздражать друг друга, путаться под ногами. В такой среде равнодушия и холодности болезнь расцветает быстрее, чем там, где тепло и забота. Уровень скрытой агрессии и всеобщей напряженности сегодня настолько высок, что постоянно сталкиваешься с событиями, которых могло бы и не быть: они совершены по неосторожности, из-за переоценки себя и ситуации, по неряшливости. И из-за напряженного отношения к другим людям.

Борис Дубин: Есть большое количество людей, правда, это не результат социологического опроса, а мой личный опыт москвича, которые не воспринимают Москву как бездушную громаду, высасывающую душу у приезжих и коренных жителей. В Москве есть много чего. В зависимости от того, какими маршрутами ты ходишь, не говоря уж о том, с какими людьми имеешь дело, образ столицы меняется.

По социологическим данным, люди молодые и приезжие воспринимают Москву несколько оптимистичнее, чем пенсионеры. Говорить о том, что это супергород и Вавилон, я не стал бы. Многих Москва даже окрыляет, или умиляет, или забавляет…

На ваш взгляд, корректно ли сравнивать Брейвика и Виноградова?

Ольга Маховская: Мне кажется, что сравнение Виноградова с Брейвиком не совсем бессмысленно, хотя у норвежца убийство было более массовым и совсем другая идеология, которая и сделала его особо опасным и в то же время интересным для общества.

Виноградов — это одиночка. Внешне он выглядит вполне пристойно. На работе и дома у него репутация лояльного человека. Он ведь даже прощения попросил, такой вежливый убийца. Брейвик никакого прощения не просил. Он просто маньяк. «Наш» больше похож на тихого потерянного сумасшедшего. А «тихие сумасшедшие» страшны тем, что человек может долго сидеть в «болоте», а потом внезапно проявиться в полную мощь. Ведь никто не ждал от этого Виноградова такой выходки. Оба путают ценности и людей, протестуя против идей, убивают людей.

* Doom II: Hell on Earth («Doom II: Ад на Земле») — компьютерная игра в жанре «шутер от первого лица». Сюжет ее прост: Морпех, расправившийся с силами Ада на Фобосе, Деймосе и Марсе, теперь спасает от монстров Землю. Он сражается на военных объектах и на улицах городов.

Досье «РГ»

Герострат — молодой житель Эфеса, который сжег храм Артемиды в своем родном городе 21 июля 356 года до н. э. для того, чтобы, как он сознался во время пытки, его имя помнили потомки. Наказанием стала казнь и как высшая мера наказания — приказ о его полном забвении. Для этого были наняты специальные глашатаи, которые в продолжение многих десятков лет разъезжали по всей Греции и объявляли следующее распоряжение: «Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды».

Мнение

Людмила Сараскина, писатель:

— У многочисленных поклонников злополучного, чтобы не сказать зловещего, Манифеста, получившего в социальных сетях множество «лайков», может возникнуть соблазн сравнить киллера Д. Виноградова, расстрелявшего своих сослуживцев, с героями Достоевского. Думаю, это будет ложное сравнение. Текст Манифеста донельзя убог и интеллектуально несостоятелен: признаков «интеллигентности», в которой кокетливо кается автор, в нем не наблюдается. Убийца сознается в том, что привык смотреть на человеческое общество «со стороны» и видеть в нем аналог раковой опухоли. Почему же он не посмотрел таким же образом и на себя?

Людмила Сараскина: Снятся ли Дмитрию Виноградову живые лица убитых коллег в его тюремных снах? Фото:Виктор Васенин

Герой-бунтарь, возвращающий Богу билет на проживание в этом падшем мире, мог бы сказать себе с подобающим отчаянием: я здесь лишний, я — генетический мусор, который возник случайно, в результате ошибки в эволюции, и потому должен быть сметен с лица Земли. Вместо этого он говорит миру: вы здесь лишние, вы — генетический мусор…

Это тот самый случай, про который уместно сказать: валит со своей больной (скорее всего, очень больной) головы на здоровую или на чужую больную.

Но почему же не на свою?

Раскольников, убивший старуху-процентщицу в надежде очистить мир от зловредного существа, очень скоро понял, что, переступив черту, душу свою погубил навеки и безвозвратно. «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!..» Я глубоко уверена в правоте Родиона Романовича: именно навеки, именно безвозвратно. В какой-то миг Раскольникову было дано осознать свою вечную погибель.

Сможет ли то же самое сказать о себе Виноградов? Жалеет ли он убитых коллег? Снятся ли ему их живые лица в его тюремных снах? Очень сомневаюсь: тут другая логика, другое сознание — прим?