Можно ли было спасти высоцкого
Врач, пытавшийся спасти Владимира Высоцкого, Леонид Сульповар: «У Высоцкого был такой настрой — или вылечиться, или умереть»
Есть потери, смириться с которыми невозможно. В иных случаях проходят десятилетия, в других — даже века, но время эту тоску не лечит. Каждый год 10 февраля мы с горечью повторяем, что современная медицина могла бы спасти Пушкина. Горечь эта свежа настолько, словно, будь антибиотики изобретены к 1837 году, мы могли бы знать Пушкина лично. С Владимиром Высоцким — та же история. Наступает день памяти, 25 июля, и снова и снова крутится проклятый вопрос: почему это случилось так рано? Все ли было сделано? Неминуемый в 1980-м грянул финал или все-таки случайный?.. Тем более что Высоцкий действительно мог быть нашим с вами собеседником.
В среду, в 27-ю годовщину смерти Владимира Семеновича, мы публикуем фрагмент из будущей книги журналиста Валерия Перевозчикова — его беседу с врачом-реаниматологом НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского Леонидом Сульповаром. Одним из тех, кто в июле 1980-го делал всё, чтобы спасти великого барда.
вопрос: Леонид Владимирович, где и когда вы познакомились с Высоцким?
ответ: В 1969 году он лежал в институте Склифосовского. Володя был в очень тяжелом состоянии после желудочного кровотечения. Тот самый случай, который подробно описывает Марина Влади в книге «Прерванный полет».
в: Была ли тогда опасность для жизни?
о: Конечно. Резко упало давление, был очень низкий уровень гемоглобина. Именно поэтому Высоцкий и попал в реанимацию. Но вывели мы его из этого состояния довольно быстро.
в: Марина все это время была в отделении?
о: Она не отходила от Володи. Практически целые сутки сидела у нас в ординаторской — в палату мы ее не пускали.
в: Это ваша первая встреча с Высоцким. А следующая?
о: Как-то само собой получилось, что мы начали Володе помогать в периоды его «ухода в пике». Познакомились с его друзьями, они звонили, мы приезжали и выводили его из этих состояний. Трудно сказать, насколько часто это бывало — эпизодически… Ходили на Таганку, Володя приглашал на концерты, просто так заезжали к нему. А более тесные отношения сложились, начиная примерно с 1977-го.
в: Физические данные Высоцкого?
о: Физически Володя был очень развит, в нем всегда чувствовалась невероятная сила. И именно мужская сила. Но при всей развитости и тренированности в последние годы здоровье, конечно, было подорвано образом жизни -неупорядоченным, без сна и отдыха…
в: Когда в Москве бывала Марина Влади, образ жизни менялся?
о: Безусловно. Во всяком случае, насколько я мог это видеть. Володин дом на Малой Грузинской был похож на проходной двор. Вечная толпа. Многих я знал, однако мелькали и совершенно незнакомые лица. Но стоило появиться Марине, все это исчезало. Конечно, люди приходили, но это был совершенно другой круг. И совершенно другой стиль жизни. «Уходов в пике» становилось гораздо меньше.
в: Что такое «уход в пике»?
о: В тот период это было просто злоупотребление алкоголем. Что называется, «надирание» и уход из этой жизни в другую, бессознательную, может быть, даже потустороннюю. Откуда нам и приходилось его доставать. Я могу совершенно определенно сказать, что алкоголиком он не был. Люди, подверженные этой патологии, — запущенные, опустившиеся. Володя был абсолютно другим. Допустим, через день или два мы выводили его из этого болезненного состояния, Володя становился другим человеком: собранным, подтянутым, готовым работать.
в: Тогда почему это происходило?
о: Понимаете, вся его жизнь — замотанная, задерганная. Театр, концерты, ночная работа — и все в бешеном темпе. Да еще темперамент холерика.
в: То есть эти срывы были формой разрядки?
о: Именно так. А еще это был способ уйти из мира, который его страшно раздражал. Вот сидим, смотрим телевизор. Оттуда — очередная банальность или глупость. Ну, мы могли скептически улыбнуться или равнодушно отвернуться. А Володя не мог спокойно это выносить, у него была совершенно неадекватная, на наш взгляд, реакция. Долго не мог успокоиться. У него не было безразличия, свойственного большинству, он жутко переживал все, что происходило, не мог смириться.
в: Вы говорили с трезвым Высоцким о его срывах?
о: Никогда. Он сам не вспоминал об этом, ну и мы тоже. Хотя чувство вины у Володи внутри, конечно, было.
в: Кстати, Высоцкий выступал в институте Склифосовского?
о: Да, два раза. Когда у нас в отделении лежал Высоцкий, то все под разными предлогами тянулись к нам — что-то спросить, попросить. В общем, весь институт бывал у нас. И я однажды сказал Володе: «Давай сделаем у нас концерт». «Конечно, сделаем». В старом шереметьевском здании института есть конференц-зал. Мы все официально оформили через местком, напечатали билеты. Что там творилось! Как просочилось, как узнали? Самое интересное — вся райкомовская знать сидела в первых рядах. Какими путями они достали билеты — не знаю… Там еще есть балкон, так он чуть не обвалился, столько набилось людей!
в: Кого из друзей Высоцкого вы знали?
о: Володя связывал и объединял очень многих людей. Я знал Севу Абдулова, Вадима Ивановича Туманова, Валеру Янкловича. Ну и, конечно, товарищей по театру.
в: У вас с Высоцким случались откровенные разговоры?
о: Вообще Володя был достаточно скрытным человеком. Наверное, перед кем-то он и раскрывался, но я не был с ним настолько близок… Со мной был один откровенный разговор — в 1979 году мы сидели с ним в машине около моего дома и часа полтора разговаривали. Тогда он немного приоткрыл душу. Его страшно угнетало болезненное состояние, он чувствовал, что уже не может творчески работать, что теряет Марину. Говорил о том, чего уже никогда не сможет вернуть в своей жизни… А ведь тогда начиналось хоть какое-то официальное признание. Я помню, как он радовался, когда ему предложили снимать фильм «Зеленый фургон». Говорил, что будет сам снимать и сыграет главную роль. А потом ему все это обрезали. Это тоже был удар. Но все же он многое уже сделал и многого достиг, и его мучило чувство, что все это теряется… «Какая-то безысходность», — как он сам говорил…
в: Вы говорили о болезни?
о: Да. Володя говорил, что ощущает в себе два «я»: одно хочет работать, любить, а второе тянет его совсем в другую сторону, в эту пропасть безысходности. И постоянное противоборство двух «я» делает его жизнь совершенно невыносимой. Он метался. Болезнь к этому времени зашла уже очень далеко. И я начал искать, что еще можно сделать. Единственный человек, который этим тогда занимался, был профессор Лужников. К нему я и обратился. У меня была большая надежда — я и Володю в этом убедил, — что мы выведем его из этого состояния. Лужников разрабатывал новый метод — гемосорбцию. Я договорился, но то не было адсорбента, то ребята выезжали в другие города, а Володя ждал, каждый день звонил: «Ну, когда?!» Наконец мы это сделали. Я пришел к нему, посмотрел и понял, что мы ничего не добились. Тогда мы думали, что гемосорбция поможет снять интоксикацию, абстинентный синдром. Но теперь ясно, что это не является стопроцентной гарантией.
в: Как вы думаете, когда и каким образом Высоцкий мог столкнуться с наркотиками?
о: Понимаете, когда мы выводили Володю из тяжелых состояний, то знали, что можно, а чего нельзя. Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Но Володя попадал в разные места, и где-то скорее всего передозировали — тогда «выход» проще. В общем, я думаю, что вкус наркотика он ощутил на фоне «выхода из пике». От меня Володя очень долго это скрывал. Я только в 1979 году догадался, что дело тут уже не в алкоголе. Для меня это было очень грустным открытием — с наркотиками бороться куда труднее. Доз я не знаю, хотя мне говорили, что они были совершенно фантастическими.
в: Но Высоцкий боролся?
о: Конечно. У него в последнее время был такой настрой — или вылечиться, или умереть. Дальше так он существовать уже не мог.
в: Можно было как-то повлиять, удержать, запретить?
о: Нет, невозможно. Отказ мог привести к смерти. Потому что нужна замена, а она никогда не бывает адекватной. Нормальному человеку трудно себе представить, какая это мука — абстинентный синдром. Страдает все, весь организм. А что касается «удержать»… Володя, на мой взгляд, был человеком, для которого авторитетов не существовало. Другое дело, что у него была своя градация отношения к людям. И в этой системе Вадим Иванович Туманов стоял достаточно высоко. Он мог повлиять на Володю, но в последние годы уже не всегда.
в: 23 июля 1980 года вечером вы были на Малой Грузинской. Расскажите об этом поподробнее.
о: 23 июля я дежурил. Ко мне приехали, сказали, что Володя совсем плохой. Мы поехали туда. Состояние Володи было ужасным. Стало ясно, что надо или предпринимать более активные действия, пытаться любыми способами спасти, или вообще отказываться от всякой помощи. Что предлагал лично я? Есть такая методика: взять человека на искусственную вентиляцию легких. Держать его в медикаментозном сне и в течение нескольких дней вывести из организма все, что возможно. Но дело в том, что отключение идет с препаратами наркотического ряда, тем не менее мы были готовы пойти и на это. Были и другие опасности. Первое — Володю надо было «интубировать», то есть вставить трубку через рот. А это могло повредить голосовые связки. Второе — при искусственной вентиляции легких очень часто возникают пневмонии. В общем, все это довольно опасно, но другого выхода не было. Мы посоветовались и решили: надо его брать. Но его друзья сказали, что это большая ответственность и без согласия родителей этого делать нельзя. И мы договорились, что заберем Володю 25 июля. Он был в очень тяжелом состоянии, но впечатления, что он умирает, не было.
Ну, а двадцать пятого… Мне позвонили… И я вместо дежурства поехал туда. Народу было уже много. За мной ходил Туманов: «Нет, ты скажи, от чего умер Володя?» Позже по этому поводу точно заметил Смехов: «Он умер от себя…» Потом я присутствовал при обсуждении, где хоронить. Отец настаивал: «Только на Новодевичьем!» Начали пробивать, пытались связаться с Галиной Брежневой, но она была где-то в Крыму. Второй вариант — через Яноша Кадара хотели выйти на Андропова. С большим трудом удалось переубедить отца — тогда Новодевичье кладбище было закрытым, и хоронить там народного поэта и певца… Поехали на Ваганьковское. Кобзон рассказывал, что директор кладбища чуть не заплакал, когда ему предложили деньги: «За кого вы нас принимаете? Высоцкого! Да любое место…»
28 июля часа в четыре утра в подъезде дома на Малой Грузинской была панихида. Были самые близкие — мать, отец, Марина, Людмила Абрамова, Володины сыновья… Поставили гроб, играл небольшой оркестр студентов консерватории, там рядом их общежитие. Потом на реанимобиле мы перевезли Володю в театр. Реанимобиль и целая кавалькада машин…
в: Меня, как, наверное, и многих, мучает один вопрос: если бы вы забрали Высоцкого 23-го?..
о: Трудно сказать… Но у нас был разработан план: пролечить Володю, потом прямо из клиники — на самолет. И в тайгу — к Туманову. Но как это получилось бы, трудно сказать.
в: А что у вас осталось на память о Высоцком?
о: Храню горнолыжные ботинки, которые Володя привез из Франции. Это было в 1975 или 1976 году, тогда с инвентарем было очень туго. Володя говорит: «И тебе привезу». «Ну, это дело тонкое и точное». — «Ничего, сделаем!» Мы сделали мерки: я поставил ногу на картон — очертили, вырезали. Володя вернулся довольный: «Я все-таки тебе привез!» Ботинки известной итальянской фирмы, для того времени просто роскошные! И рассказывает, как все это происходило: «Пошли мы с Мариной выбирать. Ходим-ходим. Какой-то одесский еврей держит лавочку этого горнолыжного инвентаря. Начал выбирать нам, прикладывает твои мерки… А потом говорит: «Вообще инвентарь — дело тонкое. Пусть лучше ваш друг сам сюда приедет». Володя рассказывал и хохотал: «Вот так! Надо было тебе самому поехать в Париж и купить. А то я ношусь с твоими мерками…»
Еще из памятных вещей осталась у меня Володина рубашка… Я, как 25 июля вышел из дома, так до похорон и не вернулся — срочно уехал к другому пациенту. И все время в одной рубашке, а на улице жара… И Марина дала мне Володину. Есть еще французский диск, который Володя подарил нам с женой: «Лёне и Тане — с дружбой! В. Высоцкий». Вот и все, что у меня осталось… Володя часто мне говорил: «Ты собери кассеты. У меня есть человек, у которого все мои песни. Он тебе запишет». Ну, я и прособирался. Тогда казалось, жизнь будет вечной и все еще впереди…
ИНТЕРНЕТ-ОПРОС
Сегодня годовщина смерти Владимира Высоцкого. Чем бы сейчас занимался Высоцкий, если бы его спасли?
60% Высоцкий нашел бы себя в любом времени
11% Пел бы новые песни о главном
5% Пел бы свои старые песни о главном
17% Жил бы с Мариной Влади под Парижем
7% Стал бы известным режиссером и купил домик на Рублевке
В опросе принял участие 3021 человек.
Результаты других опросов смотрите здесь и здесь
Источник
Можно ли было спасти Высоцкого?
25 июля 1980 года — дата смерти Владимира Семёновича Высоцкого. Прошло ровно 40 лет, но народ его не забыл, помнит и любит. В чём секрет успеха Высоцкого, казалось бы — обычного барда, среднего уровня поэта и актёра?
Не каждый признавал его «гениальность», но не заметить его — было нельзя, настолько он был яркой неординарной личностью. Высоцкий — это символ семидесятых, простой и понятный образ обычного парня с гитарой «из подворотен» со своими незамысловатыми песенками о «бытовухе», написанные с присущим ему юмором и с сарказмом. В некотором роде он был Салтыковым-Щедриным или Гоголем советского времени. Правдивые произведения Высоцкого без глянца социалистической действительности не вписывались в рамки бюрократической системы того времени, потому и не издавались. Никакой политической подоплеки в его стихах не было.
Фото с Яндекс. Картинки
Высоцкий любил вот такую свою страну без прикрас, потому и был понятен своими искренними произведениями любому советскому гражданину. Он — один из нас, представитель русского народа. В ответ Высоцкий тоже хотел любви и получал её без меры — за широту души, за детскую непосредственность и доброту. Ему прощалось многое — бесшабашность на грани с безответственностью, загулы и прогулы.
Рядом с Высоцким всегда были прекрасные женщины, он умел любить, но особо не ценил их и не дорожил ими. Кинозвезда мирового уровня, редкая красавица — Марина Влади разыскивала его по ночам, вытаскивала из притонов, спасала, отмывала, зализывала раны, лечила, берегла и хранила очень долго. В конце концов, не выдержала, устала и отпустила.
Фото с Яндекс. Картинки
Можно ли было спасти Высоцкого? Думаю, что — да. Он не был пустым, бездуховным человеком, а чутким и совестливым. Владимир Семёнович прекрасно осознавал, что катится неминуемо на большой скорости в пропасть. Высоцкий несколько раз пытался побороть свою зависимость, но рядом не нашлось ни одного человека, который бы ему помог. Внешне он был мужественным и сильным, а внутри — незащищённым и ранимым. Помпезность, успех, поклонение, к которым Высоцкий так стремился, его же и сгубили. Вокруг артиста было много «друзей», купающихся в лучах его славы, которые спаивали его, усугубляя болезнь. Та же, так называемая «последняя любовь» барда, везла ему наркотики через всю страну, чтобы «спасти».
Фото с Яндекс. Картинки
Ему могла бы помочь Марина Влади, она много для него значила. Для этого им обоим требовалось отказаться от многочисленного общения, вести уединённый образ жизни вдали от всех. Смогли бы они таким образом сохранить чувства, быть интересными друг для друга? Очень сомневаюсь!
Марина называла себя и Высоцкого атеистами. Думаю, что Владимир Семёнович шёл у неё на поводу, а в душе был верующим человеком. Он жил и творил во времена непопулярности духовной тематики, тем не менее, очень часто в своих произведениях обращался к Богу и это не случайно. Возможно, вера и могла быть его спасением, но рядом не нашлось авторитетного человека, направившего его на путь истинный, поддержавшего его в этом направлении.
Очень жаль, безусловно, талантливого человека безвременно ушедшего из жизни.
Мне меньше полувека — сорок с лишним,
Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Вам нравится Высоцкий? Делитесь своим мнением в комментариях.
Читайте статьи о Высоцком на моём канале здесь:
Владимир Высоцкий: «Я хочу, чтобы ты оставила мне надежду»;
Я не считаю Высоцкого великим поэтом;
Кто был лучшим мужем Марины Влади?;
За тобой тащился длинный хвост — длиннющий хвост твоих коротких связей»- кому Высоцкий посвятил эти строчки?
Источник
Иван Бортник: «Высоцкого нельзя было спасти»
Иван Бортник: «Высоцкого нельзя было спасти»
25 января Высоцкому исполнилось бы 75. Всего лишь. Его жизнь давно уже обросла легендами. Фильмами «Спасибо, что живой», рассказами «очевидцев» и многочисленных «друзей». Сам поэт называл пятерых: Абдулов, Шемякин, Туманов, Володарский и Бортник. Иных уж нет, а Шемякин далече. Знаменитый актер Таганки — один из немногих, кто имеет право говорить о Высоцком. Правду. Пусть даже горькую…
— Иван Сергеевич, как думаете, будь Высоцкий жив, сейчас играл бы на Таганке?
— Нет. Он же ушел еще тогда, и это была целая история. Как он готовился к разговору с шефом! (Старые таганковцы так называли Юрия Любимова — Ред.) Не чтобы уйти, а именно — объявить ему об этом. Даже текст постоянно проговаривал: свой, его вопросы. И ответы на эти вопросы, и ответы на эти ответы. И вот договорился с шефом, что приедет к нему для разговора. Сказал: «Юрий Петрович, я хочу заняться творчеством, поэзией…» Володя предполагал, что разговор растянется часа на три, что будет очень непростой и долгий, что шеф начнет его уламывать, уговаривать… Потом приезжает ко мне. Совершенно подавленный, не в себе. «Я сказал ему, — говорит. — Знаешь, что ответил? «Хорошо, только я прошу вас играть Гамлета». Все…» Все! А Володя же ночь не спал, все выстраивал диалог с ним. Но все — точка. Вот какой шеф…
— Так чем бы жил сейчас? Что говорил бы, о чем пел? Или не пел вовсе?
— То, что он писал бы — безусловно. И издавались бы сборники, в этом я абсолютно убежден. Если бы он только остался жив. Если бы не это горе…
— А как бы он воспринял это время?
— Не знаю. Я думаю, при Ельцине ему было бы очень плохо. Не его время было, я просто знаю Вовку… А сейчас он бы писал стихи, он же поэт.
— А, может, затаился бы, выпивал бы где-то тихо?
— Нет, затворником он никогда не был. Все равно бы писал. Ну да, и выпивал бы, конечно…
— Вы с ним не по этому делу сошлись? Познакомились традиционным русским способом?
— Нет, мы не пили с ним тогда. Даже когда уже дружили, я по пальцам одной руки могу перечислить эпизоды, когда мы с Володей выпивали вместе. За много лет. А виделись и общались каждодневно… До прихода в Театр на Таганке я вообще не знал, кто такой Высоцкий. Песен его не слушал — у меня тогда и магнитофона-то не было. Так, в каких-то компаниях звучало что-то блатное, хриплое. Подумал тогда: черт, какой-то талантливый, сидевший человек. И все вокруг: «Высоцкий, Высоцкий». Да кто такой, думаю? А в 67-м пришел в театр, ну и познакомились. На чем сошлись? Не знаю, наверное, детство одно — послевоенное, любовь к поэзии. А потом, видимо, характер у нас схожий.
— Любимов говорил, у вас и актерский темперамент одинаковый.
— Да, он же мне предлагал вместо Высоцкого «Гамлета» играть. Володиного Гамлета! Ведь это же бред собачий! Вовка играл на гитаре, пока зритель рассаживался: «Гул затих, я вышел на подмостки…» Все знают: Высоцкий, гитара. А я что, сяду у стены, буду на гуслях играть? Или на баяне?.. Но шеф говорил: «Я не хочу от него зависеть! Он ведет себя по-хамски. Может уехать, наплевать абсолютно на театр». А потом уже мне: «Зачем вы сказали своему другу о том, что я предложил вам Гамлета?» Как будто думал, что промолчу. Володя, когда я рассказал ему о предложении Любимова, лишь отмахнулся: «А хрен ли, играй». Но это же обида! И у меня даже мысли на этот счет не было. А у Валерки (Золотухина — Ред.) вот — пожалуйста. И все — сразу приказ на стенку.
— Высоцкий часто срывал спектакли?
— Случалось. И тогда директор выходил к публике и объявлял: «В связи с тем, что у артиста пропал голос, спектакль отменяется». Зритель не дурак, все, конечно, понимали. Но что делать: болезнь. Володю же в последний год отпускало буквально минут на десять, не больше. Вот сядет, выдохнет резко: «А-а, хорошо!» Разговор ведем, курим. Через десять минут: «М-м-м… А-а-а… Вань, принеси». Болезнь…
— Иван Сергеевич, а вы «Спасибо, что живой» смотрели?
— Нет, и не собирался. Видел какие-то кадры — впечатление чудовищное. Не хочу на эту тему говорить даже…
— Многие увидели Высоцкого лишь безвольным пьяницей и наркоманом. Как к этому относитесь?
— Это отсталая публика, как говорил тот же Любимов. Хотя… Это ведь его и сгубило. Полинаркомания. И ничего нельзя было сделать.
— Вы знали тогда про наркотики?
— Знал. Да об этом знали многие. Но все было бессмысленно: и кровь переливали, и чего только не делали… Я ведь не знал очень долго об этом. Мы сидели у него на Грузинской. Курим, разговариваем: тары-бары, тары-бары. Тогда только вышла пластинка его «Алиса в стране чудес», он счастлив был безумно. Вдруг говорит: «Ванька, давай я тебя уколю». — «Ты что, обалдел, что ли!» — «Да ты попробуй, какая там водка — во! Давай хоть почувствуешь». — «Перестань, ну тебя в баню». Ну, трусоват я был: одно дело водка, а это… Нет, он меня все-таки уколол! Что вы — с ним спорить!.. А сам-то уже кололся много лет. И даже Марина (Влади — Ред.) узнала потом уже, когда тайное стало явным. Когда вопрос встал: где? Нужно же где-то было доставать эти наркотики. А в последний год он мог себе вколоть 50 кубов. Ну, это черт знает что, это смерть! Даже если не пить водку. А он ведь совмещал…
— Не понимал, что себя убивает?
— Все он прекрасно понимал. Ничего сделать не мог… Если почитать последние стихи его, все же предельно ясно.
«Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень:
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками…
…Но я собрал еще остаток сил,
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил».
…Ничего он не перехитрил. Его перехитрило и то, и другое. И наркотик, и водка.
— Как вас сия чаша миновала? Могли ведь тоже…
— Да запросто! Он же всем предлагал, чтобы все попробовали. И мне ведь действительно хорошо стало. Потом, откровенно говоря, у меня был и второй, и третий раз. То есть туда — в никуда — мог шагнуть запросто. Я испугался просто — это меня и спасло. А после смерти Володи, когда для меня вообще все было потеряно и я сильно запил, ко мне пришла экстрасенс — мне порекомендовали. Она вывела меня из этого состояния, и я поехал на съемку, втянулся. Повезло, что и говорить…
Дмитрий Мельман
Валерий Золотухин:
— Почему я не отказался от Гамлета? Тогда этот вопрос вообще не стоял! Это потом все! Это уже после смерти Володи началось: а-а-а, вот оно что!.. Да, Высоцкий высказал мне свою обиду, сказал: «Я бы так не смог». Но дело еще вот в чем. Володя обладал колоссальным даром дружбы. Которым я не обладаю, у меня этого нет. И он искренне не понимал: как друг может согласиться репетировать его лучшую роль. А я не понимал другого: как может друг обижаться на это… И о каких испорченных отношениях можно говорить, если Высоцкий за три месяца до смерти у меня занимает две с половиной тысячи рублей. И когда в Калиниграде, на одном из последних своих концертов, он говорит: «Если я не смогу, пришлю Золотухина». Значит, отношения-то сохранились. Просто я не был его собутыльником, у меня другие отношения с ним были. И у него со мной были другие отношения. Чего не хотят замечать…
Вениамин Смехов:
— Я, в отличие от многих, не могу назвать Высоцкого своим другом. Помню, вышла его первая пластинка, мы ездили ее забирать на улицу Герцена, и он подписал мне диск именно таким возвышенным слогом. И все равно не осмелюсь… Нас очень многое связывало в первые годы. Потом стало сложнее. Было время, когда он плохо ко мне относился и говорил в шутку и всерьез то, что меня могло задеть. И я позволял себе такие же нападки. Была нормальная жизнь в театре, и это была жизнь товарищей по работе. А в последние годы он театром тяготился. Ему нужна была только роль Гамлета и — свобода: сочинять, летать, сниматься в кино… Высоцкий ощущал вокруг себя поле недоброжелательности, зависти. А за три года до смерти случились эти гастроли во Францию. И там, в Марселе, Любимов за кулисами произнес невероятную речь, от которой мы все просто окоченели. «Вы не понимаете, с кем рядом работаете, и надо забыть в этот день все свои мелкие земные счеты. Потому что вы всю жизнь будете вспоминать, с каким поэтом вы работали рядом». Это было сказано, когда смертельно больной Высоцкий в окружении французских врачей, со шприцами наготове, должен был поперек своего состояния играть Гамлета…
Алла Демидова:
— Я написала о Высоцком книгу. Это была первая, кстати, публикация о нем. И очень несовершенная. Во-первых, материала было мало — только мои дневники и кое-какая расшифровка его концертов. И торопила редакция меня. Предположим: я цитирую там какую-то анкету Высоцкого, заполненную им самим. Где он путает сам свои года. Надо было, конечно, в сноске сказать, что это перепутал Высоцкий, а не я. А мне потом пошли нарекания, что вот, вы даже не удосужились проверить… Но сейчас могу сказать, что книга эта была абсолютно честная. На то время. Со временем, конечно, мы узнали о нем больше. И я в том числе. Когда мы читаем воспоминания современников Пушкина, можно подумать: боже мой, как же мало они о нем знали. Так же и о Высоцком: каждый раз будет открываться что-то новое.
Источник